– А, Фоли, добрый вечер, – сказал он Нику. Пол был единственным, кто обращался таким образом к Нику. – Я просто хотел поинтересоваться, не здесь ли моя жена.

Ник, выказавший, как подумалось Майклу, некоторое удивление по поводу прихода Майкла, теперь уже расплылся в улыбке, начав свое характерное гримасничанье. С этими сальными цыганскими волосами, в грязной белой рубахе нараспашку, с выставленными из-под стола длинными ногами он походил на какого-нибудь диккенсовского повесу. Он потянулся к бутылке и, подняв брови, вероятно, изображал слегка снисходительное изумление – Майкл и сам частенько его испытывал – откровенностью, с которой Пол обнажал свои семейные неурядицы.

– Доброе утро, Гринфилд, – сказал Ник. – Нет, ее здесь нет. А с чего бы ей быть тут? Выпьете?

– Нет, спасибо, я вообще не пью виски, – раздраженно сказал Пол.

– Майкл? – сказал Ник.

Майкл вздрогнул, услышав свое имя, и только потом понял, что имел в виду Ник. Он отрицательно покачал головой.

– Тоби наверху? – спросил Пол.

Ник продолжал улыбаться и тянул с ответом. Затем сказал:

– Нет, его здесь тоже нет.

– Я загляну наверх, не возражаете? – сказал Пол и ринулся через комнату.

Майкл, который только сейчас начал понимать, что Пол, по сути дела, в неуправляемом состоянии, остался наедине с Ником. Он без улыбки взглянул на него. Он и сам был близок к неуправляемому состоянию.

Ник улыбался.

– Один из смертных грехов, – сказал он.

– Что?

– Ревность.

На лестнице раздались шаги Пола. В гостиную он возвратился, едва держась на ногах.

– Удовлетворены? – сказал Ник.

Пол не ответил, стоял посреди комнаты с искаженным тревогой лицом.

– А вы знаете, где они? – спросил он Ника.

– Гэш? – сказал Ник. – Разве я сторож Гэшу своему?

Пол постоял с минуту в нерешительности, потом повернулся, собираясь уходить. Проходя мимо Майкла, он приостановился.

– Как странно, что вы сказали про колокол, – сказал он.

– Почему? – спросил Майкл.

– Потому, что есть предание об этих местах. Я все хотел рассказать вам. Звон колокола предвещает смерть.

– Вы не слышали совсем недавно такой странный звук? – спросил Майкл у Ника.

– Я ничего не слышал, – ответил Ник.

Тяжело ступая, Пол вышел за дверь и медленно пошел обратно по дороге.

Майкл остался. Он чувствовал сильную усталость и смущение. Если бы только Ник не ёрничал, он бы немного посидел с ним в тишине. Но все это были безумные мысли.

– Выпьете? – спросил Ник.

– Нет, Ник, спасибо.

Смотреть теперь на Ника, оказывается, тяжко. Лицо его, когда серьезно, кажется враждебным, когда улыбается – кажется вызывающим. Он выдавил из себя вымученную улыбку и затем отвел глаза в сторону.

Ник поднялся и пошел к Майклу. Майкл весь напрягся. Какое-то мгновение ему казалось, что Ник подойдет вплотную и коснется его. Но буквально в двух шагах Ник остановился, не переставая улыбаться. Теперь Майкл смотрел на него открыто. Как хочется убрать эту улыбку с его лица. У него было сильное побуждение протянуть вперед руки и положить Нику на плечи. Звук, который его разбудил, лунный свет, сумасшествие этой ночи внушили ему неожиданное чувство, будто разговор между ними теперь дозволен. Все его тело до дрожи угадывало близость своего друга. Может, в конце концов, это и есть тот миг, когда он каким-нибудь образом опрокинул бы барьер, который поставил меж ними. Ничего хорошего ведь из этого не вышло. И факт остается фактом – и сейчас он это осознал до глубины души, – что бы это ни значило и чего бы это ни стоило, он Ника любит. Может, что-нибудь хорошее все же и выйдет из этого…

– Ник, – начал Майкл.

Заговорив почти что одновременно, Ник спросил:

– Хотите знать, где Тоби, а?

От такого вопроса Майкла передернуло. Он надеялся, что на лице его ничего не отразилось.

– Ну так где?

– В лесу – занимается любовью с Дорой.

– Откуда вы знаете?

– Я их видел.

– Я вам не верю, – сказал Майкл. Но он-то верил. – В любом случае это не мое дело, – добавил он. Это было глупо – в любом случае, как ни крути, это его дело.

Ник отступил назад, уселся на стол и, глядя в упор на Майкла, по-прежнему улыбался.

Майкл отвернулся и вышел, хлопнув дверью.

Глава 19

– Ну и что потом? – сказал Джеймс Тейпер Пейс.

Это было на следующее утро, и Джеймс с Майклом снимали в теплице помидоры. Хорошая погода портилась, и, хотя солнце сияло по-прежнему, сильный ветер, поднявшийся перед рассветом, мел по огороду. Высокие ряды бобовых плетей опасно раскачивались. Пэтчуэй занимался своими делами, придерживая одной рукой шляпу. В теплице же было тихо, и теплый, пропитанный запахами почвы воздух и тугие красные связки плодов создавали почти тропический покой. Сегодня привычный распорядок дня нарушился из-за приезда колокола, который должны были доставить где-то поутру. Епископ собирался появиться во второй половине дня и после крещения принять участие в чаепитии, устраиваемом общиной; стол «а-ля фуршет» готовился под руководством Маргарет Стрэффорд на широкую ногу. Епископ останется на ночь и на следующее утро будет совершать более сложные обряды.

– Ничего особенного, – сказал Майкл. – Я встретил Пола, и мы пошли в сторожку. Тоби там не было. Мы пошли обратно – я спать, а Пол искать дальше. Когда я увидел его сегодня утром, он сказал, что, вернувшись в комнату где-то минут через сорок пять, он обнаружил там Дору. Та сказала, что ночь, мол, такая душная, вот она и выходила прогуляться немного у озера.

Джеймс рассмеялся своим хриплым раскатистым смехом и принялся выстилать следующий ящик газетами.

– Боюсь, – сказал он, – эта миссис Гринфилд, что называется, сука. Прошу прощения за такое слово, но нужно называть вещи своими именами. Если этого не делать, неприятностей не оберешься.

– Так вы говорите, никакого шума ночью не слышали.

– Ни звука. Но я так смертельно устаю в последние дни и сплю как бревно. Меня и трубный глас не поднял бы. Пришлось бы отряжать специального гонца.

Майкл молчал. Он проворно обирал рдеющие помидоры, нагретые солнцем и налитые спелостью. Ящики наполнялись быстро.

– Конечно, тут не до смеха, – продолжал Джеймс. – Я не верю, что минувшей ночью случилось что-нибудь серьезное. Пол ведь дикий паникер и к тому же страдает хронической ревностью. Тем не менее нужен глаз да глаз, ведь это весьма прискорбно, что они зашли так далеко.

– Да.

– Уверен, Тоби с Дорой ничего особенного не делали, резвились просто, как парочка из молодняка. Дора-то по уму недалеко от него ушла. Но в подобных женщинах никогда нельзя быть уверенным – каким-нибудь жестом или словом она могла травмировать его. В конце концов, он ведь неровня моим юнцам из Ист-Энда. Ребенок он был тепличный. И первые знаки полового влечения в мальчике ведь так важны, правда? И разные там вольности с подростками – дело нешуточное…

– Конечно.

– Плохо, что мы не произвели, похоже, сильного впечатления на эту миссис. Надо было бы ей поговорить с матушкой Клер. Уверен, это прочистило бы ей мозги. У этой девчонки сейчас такая мешанина в голове. Чувствую, что и Пола мы упустили.

– Возможно.

– И потом, мы же полностью в ответе за мальчика. В конце концов, он сюда приехал как на отдых, готовиться к Оксфорду. Конечно, ничего особенно дурного в том, что он по-приятельски побуйствует с Дорой, нет, но сказать ей обиняком как-то надо.

– Кому?

– Доре, по-моему. Взывать к ее лучшим чувствам будет непросто. Боюсь, что и в лучшие времена ее не прошибешь, она напоминает того jeune homme de Dijon, qui n’avait aucune religion [50] . Если уж она не печется о давлении у собственного мужа, пусть хоть проявит какое-то уважение к чувствам мальчика. Это она должна понять. Может, вы бы ее мягко так предостерегли, а, Майкл?

– Только не я.