Объявился Пэтчуэй, приехал Джеймс. Община мало-помалу начала принимать какие-то очертания. Вскопали огород, торжественно посеяли первые семена. И тут Кэтрин заговорила с Майклом о брате. Ни тогда, ни потом она не напоминала о прошлом, просто само собой разумелось, что Майкл с Ником знакомы. Брат ее серьезно беспокоит, сказала она. Ник, похоже, живет беспутной жизнью – в подробности Кэтрин не вдавалась – и, хоть и понимает это, сделать с собой ничего не может. Он очень несчастен, грозится покончить с собой. Нужно на него повлиять, причем каким-нибудь решительным, нетрадиционным способом. Если пригласить его в Имбер, полагала Кэтрин, он не откажется. Ему наверняка найдется работа. Пусть он побудет здесь совсем недолго, и то это пойдет ему на пользу, хотя бы здоровье поправит, а там кто знает – глядишь, молитвы и близость великого оплота духовной жизни по ту сторону озера подействуют… Кэтрин умоляла его, и вид у нее был такой, будто она смертельно боится отказа, от волнения она побледнела и очень напоминала брата.
Просьбой этой Майкл был крайне напуган. С первой же встречи с Кэтрин он в глубине души не без грустного умиления предчувствовал, что в один прекрасный день свидится с Ником – как-нибудь непринужденно, может, у знакомых в Лондоне. Они обменяются смущенными улыбками и вновь расстанутся на много лет. Но чтобы мальчик был здесь – он все еще думал о Нике как о мальчике, – здесь, в Имбере, святом для него месте, и в святой час его жизни – это никоим образом не входило ни в планы Майкла, ни в его желания. Он был поглощен становлением своего детища – общины. Временами он почти забывал, кто такая Кэтрин, что отчасти было и ее заслугой. Ее предложение выбило его из колеи, оно было не ко времени, и первую его реакцию можно, пожалуй, было назвать циничной. Ник пребывал в состоянии – каким оно виделось Майклу, – когда близость обители могла как спровоцировать новые бесчинства, так и даровать исцеление. Духовная сила действительно походит на электричество, она так же опасна. Она может вершить чудеса добра, но и нести разрушение. Майкл опасался, что в Имбере Ник навредит остальным, но собственного печального положения не исправит. Наконец, он попросту не желал видеть Ника в Имбере.
Но ничего этого Кэтрин он говорить не стал, а лишь заметил, что обдумает это предложение, посоветуется с настоятельницей и другими членами общины. Кэтрин же сообщила, что она уже обговорила все с настоятельницей, и та полностью одобряет этот план. Майкл был изумлен, прямиком отправился в монастырь, но на сей раз высокочтимая леди по каким-то соображениям не удостоила его аудиенции. Пусть он ей напишет, было ему сказано, а она напишет в ответ. Совершенно сбитый с толку, Майкл набросал несколько писем, порвал их и наконец передал коротенькую записку, предполагавшую, что настоятельница в курсе дела, и испрашивавшую ее решения. Она ответила с типично женской неопределенностью, взбесившей Майкла, – план она в целом одобряет, но вообще-то он должен знать, что, каким бы ни виделось ей претворение этого плана в жизнь, окончательное решение она оставляет за ним, ибо полагается на его мудрость. Майкл места себе не находил, потом призвал на совет Джеймса. Джеймсу, никогда не отличавшемуся любопытством или подозрительностью и, похоже, всегда принимавшему все за чистую монету, он, не вдаваясь в подробности, объяснил, что знавал Ника Фоли, когда тот еще учился в школе, потом выпустил его из виду. И, как мог, рассказал о его характере и его судьбе. Каково на сей счет мнение Джеймса?
С горячностью, от которой у Майкла сразу отлегло от сердца, Джеймс заявил, что считает эту затею на редкость глупой. У них сейчас нет места для такого рода «постояльцев». И нет времени его пестовать. Они, конечно, могли бы помочь бедняжке Кэтрин пристроить своего непутевого братца (за которым, как помнилось Джеймсу, тянется парочка грязных слушков) в каком-нибудь ином месте, где не стали бы потворствовать его дурным задаткам, но здесь – Боже сохрани! Джеймс поразился, услышав, что настоятельница пусть и с некоторыми оговорками, но все же одобряет этот план, и призвал Майкла твердо стоять на своем. В конце концов, он, а не она – и она сама это признает, – владеет ситуацией в общине. Джеймс не считал слово настоятельницы последним, и это было еще одним доказательством его более основательной и отнюдь не слепой веры. Майкл обещал стоять на своем и отправился спать, чувствуя себя куда увереннее. Ему снился Ник.
На следующий день все выглядело в ином свете. Едва только Майкл открыл глаза, он уже знал абсолютно точно: не может он пойти к Кэтрин и сказать, что не примет ее брата. А ну как через месяц или год Ник и впрямь совершит что-нибудь противозаконное, а ну как попадет в настоящую беду (что не так уж маловероятно, если принять во внимание кое-какие обстоятельства, которые Майкл добавил от себя к рассказу Кэтрин) или покончит с собой – как тогда будет себя чувствовать Майкл? Не может он отвергнуть эту мольбу о помощи, особенно из-за прошлого. Долго, истово молился он, дабы исполнился его замысел. Он начал увереннее, с зарождающейся странной радостью переосмысливать минувшее, которое постепенно превращалось в образец добра. Ника возвращают ему наверняка не случайно. Предполагать, что он сам должен стать орудием спасения мальчика, он не смел, но уповал на то, что ему судьбой назначено быть смиренной служкой в свершении великого таинства, коли таковое состоится. В этой истории с Ником он должен совершить вторую попытку. Нельзя допустить, чтобы он отказался от такой попытки. И как созвучно все это уходу Кэтрин из мира. Существо столь возвышенное, каким она ему виделась в теперешнем его экзальтированном состоянии, конечно же, может содействовать спасению брата – а в какой-то степени и его собственному – и каким-то чудом может искупить прошлое.
Сей душевный подъем длился недолго, но рожденный им порыв надежды Майкла не оставил, и теперь он был так же тверд в намерении позвать Ника в Имбер, как прежде – не звать его. Довольно искусно прикрываясь авторитетом настоятельницы, он вскоре склонил на свою сторону всех членов общины, один только Джеймс по-прежнему был настроен скептически. Кэтрин попросили написать брату. Сделать это самому Майклу оказалось не под силу. Она немедленно получила ответ, гласивший, что Ник выезжает.
И вот ранним августовским утром Майкл с дрожью в коленях отправился встречать Ника Фоли. Расставался он с мальчиком, а встречать придется мужчину. Но, как это бывает в подобных случаях, минувших лет будто и не было, и, пока Майкл ехал на станцию, перед глазами у него стоял Ник в их последнюю встречу – словно это было вчера – белый как мел, избегающий его взгляда. Кэтрин, в прошедший уикенд навещавшая брата в Лондоне, встречать Ника не поехала, тактично сославшись на неотложные дела. Больше Ник никого особо не интересовал, все были захвачены огородом, где поспевал первый урожай. Так что Майкл, удивленный, что взволнованность его, видимо, осталась незамеченной, улизнул потихоньку и теперь стоял, задолго до прихода поезда, на платформе и нервно поправлял воротничок. Только усилием воли он заставил себя пройти мимо зеркала в зале ожидания. С удивлением он отметил про себя, что впервые за много лет его волнует, как он выглядит.
К той поре, когда подошел поезд, Майкл от волнения едва держался на ногах. С поезда сошли несколько женщин, а из хвостового вагона – мужчина с винтовкой и дробовиком, при нем была собака. Конечно же, это был Ник. Казалось, он был далеко и в то же время совсем близко – как во сне. Майкл двинулся к нему. О собаке он совсем забыл, хотя Кэтрин о ней предупреждала, и почувствовал раздражение от присутствия постороннего. Ник, не глядя на перрон, наклонился и гладил собаку. Он распрямился только тогда, когда Майкл подошел к нему вплотную, нервная улыбка невольно заиграла на лицах обоих. Майкл подумал: удержится ли он, чтобы не обнять Ника? Но оказалось, все очень просто. Они пожали друг другу руки, обменялись ничего не значащими фразами, но чувств своих скрыть не могли. Собака послужила прекрасным поводом для разговора. Майкл взял у Ника большой чемодан, тот с каким-то рассеянным видом отдал его и остался с ружьями на плечах. Они направились к машине. Обратно в Имбер Майкл ехал в состоянии, близком к опьянению. Позднее он не в силах был сколько-нибудь отчетливо восстановить в памяти ту поездку. Разговор их был не столько тягостный, сколько бредовый. Они говорили без умолку, какие-то пустые слова, часто начинали говорить разом. Майкл нес что-то несусветное о собаках. Ник задавал банальные вопросы о деревне. Несколько раз он дважды спросил об одном и том же. Машина въехала на гравийную дорожку перед домом.